Рейтинг@Mail.ru
Вячеслав Ребров "ОСКОЛКИ ;
Вячеслав Ребров

"ОСКОЛКИ - 2. МОИМ ДЕТЯМ"
 




НЕЖДАННЫЙ ДЕБЮТ


(рассказ-быль)

Я всегда знал, что меня ждёт в летние каникулы – конечно же, пионерский лагерь, других вариантов у моей матушки просто не было. Лагеря были разные, большие и малые, какие-то мне нравились, о других я даже вспоминать не хочу, но вот матушка сменила место работы, и последние два или три года, уже не вспомню точно, летнее время я проводил в лагере, который принадлежал московским заводам алкогольной продукции. Матушка перевелась воспитательницей в детский сад, принадлежавший пивоваренному заводу им. Бадаева, что в Дорогомилах, где мы с ней в ту пору жили на знаменитой Можайке. Красивое старинное здание детсада располагалось почему-то на территории завода, заставленной огромными корпусами бордово-бурых тонов и с большими грязными окнами…

Так вот история, которую мне захотелось рассказать, случилась в первый же год моего появления в этом лагере, небольшом и, если не ошибаюсь, всего на шесть отрядов. Пионервожатую нашего отряда звали Жанна. Маленькая, с коротко стриженными густыми и рыжими волосами, она мне сразу не глянулась. Уж очень она была неугомонная, с бесконечными затеями, в которых я не хотел участвовать категорически. В ту пору меня увлекали две страсти – шахматы и рисование. Всё остальные развлечения казались мне пустой тратой времени. Стараясь быть не незамеченным, я уходил в лес, в поля и рисовал карандашом в своём альбомчике высмотренные заранее на прогулках виды. С шахматами было сложнее – в моём отряде для меня не нашлось достойных соперников, и я пробовал отыскать таковых в старших отрядах, но задача эта была не из лёгких. Мне мешали моя стеснительность и жёсткие правила, запрещавшие общение с другими отрядами. Но я отыскал шахматиста, с которым, пусть и не часто, но играл с большой охотой. Им оказался наш лагерный баянист, мужик весёлый и говорливый, но в игре был бойцом сильным и упёртым, а потому крепко переживал, когда проигрывал…

Однако Жанна не желала мириться с моими причудами отшельника, иногда даже злилась на меня, но ничего не могла изменить в моих привычках. И для нас обоих это закончилось тем, что мы окончательно возненавидели друг друга. Тогда мне казалось, что с её стороны признаки неприязни к моей персоне даже не скрывались. И ещё вспомнилось – в один из дней из моей тумбочки исчезли шахматы, которые я выпросил в игротеке. В нашей палате собралась дружная компания, и все ребята, как один, поклялись, что не имеют к пропаже никакого отношения. Долговязый Володька, сосед по койке, обещался ещё до вечера найти вора, но не нашёл его и через три дня. А потом случились события, которые заставили меня забыть эту историю…

Однажды наш отряд пошёл в дальний лес за грибами. Я тоже увязался, Володька уговорил. Погода стояла тёплая, солнечная. Выйдя на дорогу, тянувшуюся вдоль поля, наш отряд довольно скоро распался на группки. Девочки, понятное дело, прилипли к Жанне, и вот они уже весело во всё горло распевают песни.

Уже в лесу все разбрелись на поиски грибов, а мы с Володькой решили разведать ещё одно поле – нет ли там по случаю гороха. Наше любимое лакомство, о котором раньше я не имел ни малейшего представления. Наши поиски результатов не дали, гороха в этих местах для нас не посеяли. Но мы не унывали, отличное гороховое поле располагалось возле лагеря, куда мы маленькой компанией бегали в тихий час, выпрыгнув из окна спальни и, ползком, двигались до забора, чтобы нас не заметили дежурные…

И с грибами, как выяснилось, вышла осечка, их ещё не было, а те, что удалось собрать, Жанна забраковала. Она с девочками сидела под большим дубом и что-то им рассказывала, когда мы с Володькой появились на поляне. Жанна меня окликнула и попросила подойти. Володька усмехнулся, но за мной не последовал.

Направляясь к Пионерке, так мы называли Жанну за её всегда отутюженный пионерский галстук, он был какой-то особенный – будто только что из магазина. Жанна заговорила со мной о каких-то пустяках. Девочки хихикали, я что-то отвечал, удивляясь тому, что Пионерка пожелала побеседовать со мной. А потом она вдруг сказала, что не за горами конец смены, и обязательно будет концерт, а у неё есть очень весёлая сценка на двоих, которую она обнаружила в журнале Вожатый. Тут заголосили девочки, дескать, давайте её поставим, рассмешим весь лагерь, нас будут хвалить, ну, и всё такое в духе пустопорожних грёз. Девичий щебет прервался, когда Жанна спросила их – а кто же будет играть эти смешные роли?..

Даже не знаю, как это так случилось, но Жанне и её подлизам-девочкам удалось уговорить меня участвовать в этой затее. «У тебя это получится здорово!..», сказала Жанна, а девочки в один голос поддержали её и снова заверещали – «Да, конечно, как хорошо! Как здорово всё получится…» Я согласился, полагая, что на этом и закончатся их мечтания. Припоминая сейчас отдельные детали той давней сцены, задаюсь вопросом, а не стал ли я тогда участником импровизированного спектакля, наскоро срепетированного Жанной и девчонками?..

В тот же день после обеда, отказавшись от ритуала совершить очередной набег на гороховое поле, где поспевал сочный стручок, я остался в палате, чтобы внимательно прочитать журнал Вожатый, те страницы, где помещалась юмореска под названием Петушка и Кукух. Сценка и вправду оказалась смешной, даже понравилась мне, и я при чтении тихо посмеивался, чтобы не разбудить толстуна Сеньку. Рассказывалось в ней о том, как отличник решил перед экзаменами подтянуть своего одноклассника-двоечника по двум предметам – литературе и истории, и приходит в ужас, понимая постепенно, что ему эта задача не под силу, ибо у балбеса от бессистемного чтения и малых знаний в голове полная каша. Он даже не знал, как правильно называется басня Крылова о Петухе и Кукушке.

Если Жанна доверит мне роль этого дуралея, то мне понадобится немало времени, чтобы хорошо заучить очень объёмную по тексту болтовню двоечника. Я даже засомневался, сумею ли одолеть к сроку это задание. Но отступать было некуда, да и не хотелось огорчать рыжую Пионерку. Придётся на долгое время забыть о рисовании и гороховом поле, с грустью подумал я…

Начались репетиции, пока ещё с листа. Как я и предполагал, играть двоечника придётся мне. В партнёры себе я выбрал, это было моим условием, Володьку.

Жанна терпеливо добивалась своего: выстраивала мою роль, тщательно следила, чтобы я не пропускал текст («Там всё смешно и работает на твой образ», повторяла она), и много внимания уделяла моим движениям на сцене. На Володьку она махнула рукой – артистом ему не бывать, так что не стоит и время тратить. Единственно, что она от него требовала, чтобы он не смеялся на мои реплики, но это условие для Володьки было самым невыполнимым. Он постоянно ржал как лошадь.

Помню, что репетиции проходили в страшной тайне, и девочки даже ревновали нас с Володькой к Пионерке. А мне не давал проходу баянист Костя, желавший отыграться за последние два поражения. Впрочем, он куда-то запропастился, и поговаривали, что мужик запил…

До концерта оставалось несколько дней, а забава наша никак не складывалась. Но Жанна в ожидании чуда не отступала, и не жалея сил, и моих тоже, муштровала меня, шлифуя каждую фразу. И как же я радовался, когда светились глаза её, если у меня что-то получалось. И снова всё начиналось заново и помногу раз…

В день концерта клуб был набит битком. Видимо, такие мероприятия в этом лагере считались событием из ряда вон. Волновался ли я? Уже не помню. Володька, точно, не волновался, хотя выучить короткий текст роли так и не смог, пользовался шпаргалкой до последнего дня. Волновалась Жанна, как я теперь понимаю, она на меня поставила. Она решала какую-то важную для себя задачу, которую я не знал и не понимал тогда, но сегодня просто убеждён, что цель была, и для неё – весьма значимая.

Костя-баянист объявился за день до концерта, его баян звучал в разных углах территории лагеря, где готовились, так же в тайне, вокальные и танцевальные номера. А в день концерта бедный Костя потащился в клуб спозаранку. Да и во время концерта, он продолжал сидеть на сцене даже тогда, когда в его музыке не было особой нужды. Как выяснилось позже, Костю приковал к стулу приказ начальницы лагеря, которая боялась, что он, будучи уже подшофе, либо уронит свой шикарный инструмент, либо пожелает не ко времени пропустить ещё рюмку-другую, и пригрозила Косте, что откажется от его красавца аккордеона в пользу деревенского гармониста. А эта акция – оскорбление несмываемое…

И вот объявили наш с Володькой выход, раздались рукоплескания, и мы с долговязым дружком вышли на маленькую клубную сцену. Перед выходом Жанна поцеловала меня в губы, и, помню, это мне понравилось. Шутка ли, из всего отряда один я удостоен такой чести…

С первых же наших реплик зал, утомлённый танцами и пением, оживился. Забавных шуточек в моём тексте было предостаточно, и Жанна на репетициях учила меня выдавать их не спеша, как бы неохотно, с оглядкой. И сейчас я грозно смотрел на партнёра, недовольный тем, что Володька нарушает главную заповедь Жанны и смеётся так, будто слышит мои реплики впервые. А мне было не до смеха…

Но чудо произошло! Хохот в зале был оглушительный!

Хлопали в ладоши, свистели, топали ногами, вызывая нас на поклон, требовали повторить номер. Но я в эти минуты находился в крепких объятиях бесконечно счастливой Жанны. Теперь поцелуи сыпались на мою грешную голову без счёту, и краем глаза я видел радостные взоры своей гороховой команды и, конечно же, Володьки, жаждущего тоже поцелуев нашей Пионерки.

А зал гудел, продолжая свистеть, топать ногами, настаивая на повторении номера, и нас снова вывели на сцену, и мы сыграли свой скетч вторично и с тем же успехом…

Так, уже в тринадцать лет, состоялся мой первый и последний обвальный триумф на театральной (в данном случае, клубной) сцене, и единственный в этом роде. Артистом я не стал, слава Богу. Был художником, сценаристом, а теперь вот – кинорежиссурой увлёкся. И часто думаю, а знает ли об этом рыжая Жанна, встречала ли в титрах фильмов мою фамилию? А если встречала, то вспоминала ли она ту давнюю историю и свой режиссёрский дебют? Бог ведает…

А я вспоминаю её письмо, присланное мне в лагерь тем же летом, когда я болел и лежал в изоляторе. Тогда, во вторую смену, у нас была уже другая вожатая, никакая не пионерка, баба грубая и совсем без затей. Жанна писала мне, что я должен хорошо подумать о своём призвании, что талант даётся не каждому, он явление редкое, но главное, что необходимо всем – это быть человеками…

* * * * *


Продолжение "Осколков..."
ВЯЧЕЛАВ РЕБРОВ
ТРЕТЬЯ ЛИНИЯ
Карта сайта



Hosted by uCoz